Отношение российских левых организаций к теме ЛГБТ (лесбиянки, геи, би- и транссексуалы) удивительно непоследовательно. Каждый активист согласится с базовым принципом: не должно быть никакого разделения рабочих по внеклассовым признакам — расы, национальности, возрасту, полу… В этот ряд, несомненно, входит и сексуальная ориентация, но тут левые почему-то впадают в замешательство.
Так, «правое крыло „Левого фронта“» на Первомай попыталось вырвать из рук активиста лозунг «ЛГБТ против дискриминации на работе», когда это не удалось — разразилось кричалкой «Пидорасов в Освенцим». Представители КПРФ тогда полезли в драку из-за радужного флага. Автору этих строк частенько приходится читать угрозы в свой адрес от «левых» и даже «антифашистов». На этом фоне статья Бориса Кагарлицкого «Плоды толерантности» может показаться вполне достойной попыткой осмыслить и обсудить столь «неудобный» для левых вопрос. Однако сама по себе эта работа демонстрирует очень низкий уровень понимания темы и является, пожалуй, наиболее полным отражением предрассудков левых насчет ЛГБТ. Более того — создается впечатление, что автор стремится во что бы то ни стало подвести псевдонаучную базу под эти предрассудки, оправдать их, подменяя понятия, уводя вопрос в сторону и переворачивая его с ног на голову. Но так как Кагарлицкого многие марксисты все еще считают авторитетным интеллектуалом, мы решили ответить на его выпад.
Для доказательства своих мыслей Кагарлицкий выбирает до смешного нелепый пример. Он рассказывает об одном детском садике в Швеции, где для обозначения пола ребенка предписано употреблять усредненное слово — что-то вроде «оно». На основании этого факта он критикует ЛГБТ-движение, позицию левых, занимающихся этим вопросом, и даже делает выводы о причинах развития правых настроений в Европе. Это, конечно, не является его собственным изобретением: от всякого рода мракобесов мы не раз слышали, например, огульную критику всех направлений феминизма и антисексистской позиции вообще, подкрепленную единственным примером — о попытке установить мужские писсуары в женских туалетах или изобрести приспособление, чтобы женщины могли писать стоя. Кагарлицкий «не заметил», какие требования выносятся на гей-прайды, не увидел участия этого движения в общей социально-политической борьбе, не углядел он и призыва европейских рабочих организаций «Профсоюз — не место для гомофобии». С тем же успехом он мог бы критиковать идею создания массовой рабочей партии, указывая на путинский «Объединенный народный фронт».
Толерантность и солидарность
Для Кагарлицкого, видимо, является сюрпризом, что любое требование, за которое ведет борьбу рабочий класс, буржуазия пытается сократить, приспособить под собственные нужды или не выполнить вовсе. Само понятие «толерантность», которому автор отводит центральное место в статье, но не удосуживается объяснить, на наш взгляд, является извращением понятия «солидарность». Низовое широкое ЛГБТ-движение в связке с другими угнетенными группами добилось определенных уступок. Но борьба стихла, и переваренная буржуазной идеологией солидарность угнетенных превратилась в «толерантность». Например, в США «негры» получили название «афроамериканцы», но их зарплата и социальные условия по-прежнему свидетельствуют о дискриминации и угнетении. Таким образом, «толерантность» вызывает раздражение не тем, что навязывает рабочим антигомофобную позицию, как о том пишет Кагарлицкий, а тем, что отражает лицемерие буржуазии и уводит реальные проблемы в плоскость неких абстрактных либеральных ценностей или словесной эквилибристики.
Усилия либералов в ЛГБТ-вопросе действительно «напоминают пародию». Но дело и не в «отсутствии у них чувства юмора», и не в «параноидальной настойчивости». Например, с фашизмом буржуазная демократия борется (то есть удерживает подобные организации на коротком поводке) только до тех пор, пока не появилась угроза массового рабочего движения — вот тогда-то капиталисты спускают псов с цепей. Оппозиционные либералы, например, в России готовы бороться с фашизмом, потому что более крупный капитал, находящийся у власти, использует эту дубинку и против них. Но раскрыть классовую природу фашизма и предложить действенную программу борьбы они не способны. Это поставило бы под сомнение и их право на частную собственность. Более того, если они сами придут к власти, то не преминут использовать это средство против своих противников. Именно поэтому их антифашистские лозунги пусты, а программа сводится к морализаторству о толерантности. То же и с гомофобией. Разделение рабочего класса, стравливание и поиск козлов отпущения — это классовый интерес буржуа, и их борьба за равные права для ЛГБТ не может быть последовательной. Недавно «Яблоко» запретило своей молодежке участвовать в «Марше равенства», чтобы не потерять избирателей. Зато в Европе, где низовое движение ЛГБТ уже многого добилось, либералы смело берут лозунг о толерантности на вооружение.
Далее рассуждения Кагарлицкого становятся еще более запутанными: здоровая «левая» критика либеральной концепции «толерантности» в европейских странах объявляется расизмом. Из-за этого в умах людей каким-то образом осуществляется перенос: уважение к рациональной «левой» критике превращается в поддержку ультраправых экстремистов. То есть в представлении Кагарлицкого, рабочие думают: «Хмм. Левые справедливо критикуют либералов. Пойду-ка я к правым!». Более того, оказывается, именно ЛГБТ-движение, которое выносит на щит понятие толерантности, приводит к росту неофашистских партий в Европе. То есть геи не только сожгли в пожарах пол-России, потопили «Булгарию» и развалили часовню, но и определили расклад политических сил в Европе. Непонятно только, как такое представление уживается с мыслью о «второстепенности» ЛГБТ-вопроса.
На самом деле росту фашистских партий способствует то, что левые оказываются неспособны дать четкую классовую программу борьбы в период кризиса. Либеральные идеи дискредитировали себя — капитализма с человеческим лицом не вышло, левые правеют, а фашисты выезжают на популистских социальных лозунгах. В это время Кагарлицкий предлагает левым превратиться в «умеренных и здравомыслящих критиков», умело совмещающих левую риторику с откровенно либеральными или завуалированными правыми идеями. Что ж, пока левые будут пытаться заигрывать с правыми настроениями, будут находиться и интеллектуалы, которые подведут под это псевдонаучную платформу.
Такой непонятный, такой несвоевременный вопрос
Аргументы самих левых активистов зачастую сводятся к двум тезисам: «рабочие не поймут» и «сейчас надо заниматься не этим». Разберем сначала первый из них. Интеллигенции свойственно с высокомерием и опаской взирать на некое неразумное стадо обывателей, якобы неспособное воспринимать рациональные аргументы. Создается впечатление, что свое представление о рабочем классе Кагарлицкий формирует на основании страшилок либеральной пропаганды. На самом деле влияние патриархата, навязанных гендерных ролей и всего из этого вытекающего рабочие чувствуют на собственном опыте. Остается только подвести под это классовое понимание, которое расставляет все вопросы на свои места. Этот анализ неизбежно приводит нас и к пониманию корней гомофобии; такие аргументы рабочие понимают прекрасно — мы проверяли. Кроме того, сама попытка избегать неудобных вопросов, не бороться с предрассудками, а подстраиваться под них, не вызывает ни уважения, ни доверия. Статистические данные показывают, что уровень гомофобии среди молодежи быстро снижается. А в это время левые, вместо того чтобы закрепить и развить эту тенденцию, пытаются повернуть историю вспять, объясняя рабочим, что они якобы обязаны быть гомофобами в силу своей классовой принадлежности.
Теперь второй тезис — «есть дела и поважнее». Сам по себе этот аргумент имеет право на существование: небольшие левые организации вынуждены аккуратно распределять силы, расставлять приоритеты в своей работе. Однако есть и другие резоны. Женщины, в отличие от ЛГБТ, оставляют не меньшинство, не семь, а 55% рабочего класса. В то же время патриархальная мораль позволяет именно на них свалить основную тяжесть кризиса; она же сковывает их силы к сопротивлению. Поэтому «женский вопрос» сейчас актуален как никогда. В то же время гомофобия зиждется именно на униженном положении женщины — на представлении о гее, как о мужчине, «опустившимся до бабы». Иными словами, уровень гомофобии прямо пропорционален уровню сексизма, и победить одно без другого невозможно. Поэтому, поднимая женский вопрос, умолчать об ЛГБТ очень сложно.
В то же время «антикризисная программа» власти по спасению прибылей банкиров и собственников не находит поддержки у рабочих. Поэтому элита пытается опереться на клерикалов, консерваторов и на самые реакционные настроения в обществе. Мы видим, как предвыборная гонка превращается в шоу со стриптизом («Армия Путина», «Медведев-гёрлз»), и в то же время поднимается волна патриархальной пропаганды. Это позволяет сплотить рабочих вокруг неких «моральных ценностей» и уйти от социальных вопросов. Например, фашисты в своей пропаганде теперь стали говорить о геях и «истинном предназначении женщины» даже больше, чем о мигрантах. Не ответить на эту массированную пропаганду, означает полностью развязать руки чиновникам, клерикалам и фашистам. Тем более им на руку играют попытки левых оправдать гомофобию или сексизм.
Секспросвет и социальные условия
«С одной стороны, государственное финансирование образования и культуры постоянно сокращается, с другой — казенные средства выделяются проектам, несущим определенную идеологию», — пишет в своей статье Кагарлицкий. Можно согласиться с каждым словом. Только строки эти нарочно вырваны нами из контекста. Вы думаете, речь идет о финансировании патриотического и патриархального воспитания, «Основ православной культуры», которые с двойной активностью стали внедряться в период кризиса? Отнюдь. С такими аргументами автор обрушивается, наоборот, на гендерно-нейтральное воспитание. Выходит, такая пропаганда в школах — это серьезное поражение рабочего класса Европы. Российское воспитание, избавленное от подобных насаждений, является, видимо, большим достижением.
Для нас несомненно, что в школах и детских садах необходимо вводить сексуальное просвещение и гендерно-нейтральное воспитание. Но доверять подобные программы, как и любое другое начинание, буржуазному государству нельзя, ведь его интересы прямо противоположны интересам большинства. Вопросы образовательных программ и условий труда должны взять на себя низовые организации педагогов, родителей и старшеклассников в тесном сотрудничестве с независимыми феминистскими и ЛГБТ-организациями. Впрочем, одного воспитания для решения гендерных проблем мало. Прежде всего, должна измениться экономическая и социальная структура общества. Именно поэтому провалился эксперимент по гендерно-нейтральному воспитанию во многих европейских странах. Как бы ни воспитывали девочку в школе, если ее зарплата занижена, а социальные гарантии урезаны, она вынуждена занять отведенное ей патриархатом место. Будучи экономически зависимой, она не может противостоять насилию или отказаться от второго рабочего дня — у плиты. Этот провал дал повод некоторым мракобесам сделать вывод о том, что женщина природно-предназначена для второстепенной социальной роли.
Кагарлицкий же, вместо того, чтобы выдвинуть левую программу об экономическом раскрепощении женщин, весьма неуклюже обрушивается на саму идею гендерно-нейтрального воспитания. И даже вслед за мракобесами замечает, что подобным начинаниям сопротивляется «сама природа», а воспитание «не собственных детей» приравнивает к алкоголизму и наркомании.
Довольно схематичный подход к этим вопросам демонстрируют и многие левые активисты. Например, в дискуссиях часто звучит тезис о том, что уничтожение капитализма и, как следствие, рост благосостояния решат проблему дискриминации. Из этого активисты делают вывод, что гендерная теория, феминистские и ЛГБТ-движения и антипатриархальная пропаганда не нужны вовсе, так как все проблемы при социализме отпадут автоматически. Однако это не так. Во-первых, патриархат уже сейчас мешает большей части рабочих бороться за свои права. Во-вторых, хотя уничтожение частной собственности создает предпосылки для исчезновения дискриминации, общественные взгляды изменяются с большим отставанием. Сексистские предрассудки очень устойчивы, и не будут искоренены одним махом при смене общественных отношений. Поэтому и в этот период антисексистская пропаганда останется важным элементом политики революционных организаций.
Права и привилегии
И вот, наконец, мы дошли до главного тезиса всех гомофобов. «Права меньшинства должны быть защищены, — говорит Кагарлицкий, — но не в ущерб интересам большинства». Далее следуют постоянные отсылки к неким «культурным привилегиям» ЛГБТ. Каким? Право девочек в отдельно взятом шведском детском саду называться тем же местоимением, что и мальчики — это та самая «культурная привилегия»? «Особыми возможностями» Кагарлицкий называет государственное финансирование специальных «адресных программ». Значит, он предлагает отказаться от лечения больных и инвалидов, от кризисных центров для ЛГБТ и женщин, подвергшихся насилию, от выплаты пенсий, материнских пособий и проч. Финансирование должны получать, видимо, только здоровые белые гетеросексуальные мужчины среднего возраста с достаточным заработком. Их, кстати, тоже меньшинство.
Кагарлицкий настойчиво подводит читателя к мысли, что сексизм и гомофобия в интересах рабочего класса, а борьба с этими предрассудками — это лишь попытка наделить привилегиями незначительное меньшинство. На самом же деле буржуазия разделяет рабочих на самые разные «меньшинства», чтобы не дать им возможности объединяться и бороться. Поэтому левые должны связывать специфические интересы подобных групп с более общими социально-политическими вопросами — и такая программа отражает интересы большинства. Можно ли назвать привилегией равновысокую зарплату работников, отсутствие профессиональной сегрегации, домогательств на рабочем месте, неполной и непостоянной занятости? Материнские льготы и пособия, финансирование школ, детских садов и больниц противоречат интересам большинства? Может быть сексуальное просвещение, доступная медицина и контрацепция, право на аборт — это «особые возможности»?
Равноправие в школе, в ВУЗе, на работе; право на заключение браков для ЛГБТ; кризисные, социальные и культурные центры для подростков, женщин и ЛГБТ с полным финансированием из бюджета; программы адаптации; дружины самообороны для охраны акций и мероприятий; выборность, сменяемость чиновников МВД и судей, контроль над их деятельностью со стороны организаций рабочих. Это лишь неполный перечень требований, которые были сформулированы на одной из дискуссий по ЛГБТ-вопросу. К слову, посвятив всю статью критике либералов, в конце Кагарлицкий оговаривается, что некие «культурные левые» выступают их вернейшими союзниками. Очевидно, речь может идти только о КРИ и ЛевСД — только эти левые организации занимаются темой ЛГБТ в России. Но открыто критиковать нашу программу автор почему-то не берется.
Единственная критика по существу прозвучала в одной из интернет-дискуссий от активистов РСД. Правда, они ограничились тем, что назвали требование создать кризисные центры «правозащитой». Но это такая же необходимая социальная гарантия, как бесплатные медицина, образование и детские сады. Однако сами по себе такие требования не раскрывают левой программы. Например, чтобы обеспечить социальную сферу финансированием, необходимо национализировать крупную промышленность и банки — тогда их прибыли пойдут не в карман частных собственников, а в бюджет. Чтобы исключить возможность коррупции и нерационального управления, необходимо раскрыть все финансовые дела предприятий и поставить производство под рабочий контроль и управление. Бюджеты всех уровней тоже должны находиться под контролем рабочих организаций — именно они должны решать, на что направить финансирование. Разумеется, это должно сопровождаться приравниванием зарплаты чиновника к средней зарплате рабочего, их выборностью и сменяемостью в любой момент. Если же экономика контролируются рабочими, то и власть фактически находится в их руках — остается лишь последний шаг.
Демократия и тоталитаризм
Лейтмотивом в статье Кагарлицкого звучит мысль о «тоталитарных методах» внедрения толерантности на государственном уровне. Однако автор оказывается совершенно неспособен объяснить это с классовой точки зрения. Недавно во Франции был введен запрет на ношение паранджи. Таким образом буржуазия постаралась убить сразу трех зайцев: разделить рабочих по религиозному принципу, объявить протесты арабской молодежи в бедных кварталах результатом их «неинтегрированности» и отвлечь общественное внимание от урезания бюджета. При однозначно антисексистской и антиклерикальной позиции наши товарищи во Франции организовали кампанию и против этого запрета, и одновременно против принуждения к ношению паранджи. По логике Кагарлицкого, им следовало бы заклеймить буржуазное государство за лоббирование интересов женщин. Или интересов атеистов?
Само представление автора о демократии сильно хромает. Если из всего его текста следует, что интересы ЛГБТ противопоставлены интересам большинства, то на каком основании должен соблюдаться обозначенный им же тезис: «принадлежность к меньшинству не должна приводить к потере прав, которыми обладают все остальные». Если «центральным принципом, на котором построена демократия, являются интересы и воля большинства», почему оно вдруг будет обеспечивать соблюдение враждебных ему прав ЛГБТ? Это должно происходить исходя из неких абстрактных морально-этических норм? При такой постановке вопроса мы неизбежно скатимся или к христианским проповедям о человеколюбии, или к либеральным — о толерантности, против которых вроде бы и была направлена статья Кагарлицкого.
На самом деле не существует абстрактной «демократии» — соблюдение прав обеспечивается лишь расстановкой классовых сил. Кагарлицкий готов соглашаться с человеком, находящимся под влиянием патриархальной гомофобной пропаганды, возвеличивать его предрассудки, как «волю большинства». На самом деле нас должен интересовать классовый интерес рабочего. А он состоит в том, чтобы избавиться от ксенофобии и объединиться для борьбы. Благо история демонстрирует множество примеров, как солидарность сметала веками насаждаемые предрассудки. Поэтому соблюдение прав меньшинства — это на самом деле и есть классовый интерес любого рабочего. Если же за точку отсчета мы будем брать распространенные в рабочем классе предрассудки, то в периоды реакции левым, например, придется поддержать национализм. Если Кагарлицкий будет последователен в своих заблуждениях, вскоре он сделает и этот шаг.
Политика идентичностей и объединение
Подходя к выводам, Кагарлицкий упоминает, что ЛГБТ-вопрос второстепенен, и подобные дебаты культивирует различия, вместо того, чтобы пропагандировать объединение. Фактически гею или представителю любого другого меньшинства (это касается и женщин как социального меньшинства) он предлагает попросту забыть о ежедневной дискриминации и угнетении ради объединения по более общим вопросам. И тут возникает сразу масса противоречий.
Действительно, решить проблемы гомофобии возможно только апеллируя к большинству рабочих. Верно и то, что наиболее последовательные ЛГБТ-активисты видят связь собственной проблемы с общими социально-политическими вопросами и зачастую становятся левыми. Но то, что предлагает Кагарлицкий и вслед за ним многие левые — это противопоставить политике идентичностей политику ультиматумов. Каким образом социалисты убедят ЛГБТ перейти под свои знамена, если условием этого перехода выставляется отказ от идентичности? И на каком основании у ЛГБТ должен быть кредит доверия к организациям, которые не только не способны предложить им программу борьбы, но демонстративно игнорируют их проблему или даже под тем или иным предлогом оправдывают гомофобию? Как ЛГБТ могут «почувствовать себя частью трудящегося большинства», если везде — и на рабочем месте, и в профсоюзе они сталкиваются с неприятием и агрессией? Для этого нужно потратить немного сил и в профсоюзе и в собственной левой организации объяснить недопустимость сексизма, гомофобии, национализма и т. п.
Задача состоит не в том, чтобы отмести все «второстепенные» вопросы, а в том, чтобы дать на них ответы, связав с более общими проблемами. Только так возможно все «меньшинства», на которые разделен рабочий класс, собрать в единую протестную силу. Наша задача — приводить классовое понимание гомофобии, сексизма и фашизма и показать на практике, что именно наша программа действительно может решить проблему дискриминации.
Евгения Отто (КРИ).
