Одним из важных вопросов в осмыслении советского опыта является вопрос о том, можно ли считать советскую номенклатуру правящим классом. Антисоветчики на этот счет утверждают, что советская бюрократия была полноценным классом, а посему делают вывод, что и советский социализм был никаким не социализмом, а государственным капитализмом с общественным классами, социальным расслоением и товарно-денежными отношениями.
Российские левые, точнее та их часть, что верует в «священную партию, как орден меченосцев», с этим, естественно бешено спорят на том, основании, что в СССР не было частной собственности, работали социальные лифты и бюрократия набиралась из того же рабочего класса. Оно и понятно — они же к власти хотят (очень хотят!) прийти, дабы управлять «темными массами» и воспитывать, а этак потом придется себя к классу-эксплуататору на народной шее причислять. Никак нет, нельзя такое позволить, посему советскую бюрократию следует считать исключительно «авангардом рабочего класса».
Все это, конечно, является типичной логической ошибкой в виде создания ложной аналогии разными явлениями на основе сходств незначительных признаков при полном игнорировании принципиальных различий. Социальное расслоение и существование классов, сами по себе, не является признаками капитализма. В СССР отсутствовали рыночные механизмы (даже после реформы Косыгина-Либермана, чтобы там не говорили сталинисты), конкуренция и еще ряд других родовых черт капитализма (даже государственного).
В то же время существование правящего класса никак не связано и с наличием или отсутствием частной собственности или социальными лифтами. Как древние схоласты любили ссылаться на Священное Писание, так и отечественные тоже-марксисты любят апеллировать к Ленину, но в классическом определении классов Лениным ВНЕЗАПНО нет ничего ни про лифты, ни про частную собственность: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают».
В раннефеодальном и даже позже обществе тоже лифты ездили наверх (впрочем, они и при обычном капитализме бывает ездят), а дворяне не владели землями с холопами — земли им жаловал король/царь в обмен на «верную службу» и мог забрать в любой момент обратно (часто даже вместе с жизнью). Да сам король на ранних этапах рассматривался не собственником, а скорее «менеджером», поставленным самим Господом присматривать за подданными. Это что ли означает, что аристократия не была тогда классом?
Вообще повышенная забота о терминологии — это опять же удел схоластов. Не имеет никакого значения, можно ли называть советскую номенклатуру классом или нельзя. В общеупотребимом значении можно говорить о «среднем классе», «классе интеллигенции», а вот с точки зрения политэкономии — сложно сказать. Троцкий, например, отрицал, что номенклатура — это «класс», однако считал СССР «деформированным рабочим государством». В этом есть логика.
Чиновники, бюрократы, военные существуют в любом государстве и являются только инструментами, этакими джойстиками правящего класса, а не самим классом. Так мы знаем, что, например, Тьер представлял французскую буржуазию и осуществлял политику в ее интересах.
Тут же получается, что советская бюрократия была…эм… представлена бюрократией? Какая-то тавтология и бред… Однако, примерно так и получилось! Именно такое место номенклатура занимала де факто в системе общественного производства. Совершенно понятно, что образованное в результате социалистической революции молодое советское государство очень недолго пробыло государством, построенным по принципу Парижской Коммуны, и достаточно быстро сложилась парадоксальная ситуация, что политическая власть в виде привилегированной группы стала антагонистически направлена по отношению к классу, который должна была представлять (т.е. рабочему) и из которого, по крайней мере, частично вышла.
Государство, в отсутствие буржуазии/аристократии и т.п, выполняло роль правящего класса. То есть, слой профессиональных управленцев, который ничего не производил, извлекал прибавочную стоимость в пользу государства и это отчуждение потом частично компенсировалось сверху в виде реальных материальных благ, а частично и в виде обещаний счастливого коммунистического будущего.
Социальные лифты продолжали ездить наверх, но заставить их ездить вниз по воле народа было уже невозможно никакой силой. То есть, рабочий класс был настолько «правящим классом», что не мог снять непопулярного руководителя, не говоря уж о тех, кто повыше. Государство вовсе не начало отмирать, напротив оно только усиливалось, несмотря на попытки «борьбы с бюрократией» (действо называется «пчелы против меда»).
То же самое и произошло и с классовым расслоениями. Разница была только в нюансах — при Сталине социальные лифты ездили вниз исключительно по решению самого Сталина и его ближайшего окружения до стенки и Гулага, минуя промежуточные остановки, позже (в том числе в силу наломанных в предыдущие кампании дров) сложилась такая система, что человек, перешедший в профессиональные управленцы с завода или из шахты, скорее всего, мог уверенно рассчитывать к станку или к кайлу никогда не вернуться вовсе, а так и прожить жизнь в комфорте «как при коммунизме», с пайками, распределителями, государственными дачами, прислугой, машинками с шофером, будучи связанным с классом, из которого вышел разве что ностальгическими чувствами. И его дети уже тоже стремились пойти не на завод, шахту или, тем более, в колхоз, чтобы начинать с нижних позиций, а получить образование и занять свое место в складывающейся иерархии.
В этой «власти пролетариата» через НЕ пролетариат, но «от имени пролетариата» и заключается основное противоречие советского социализма. Во время войны на своей территории, в период роста производительных сил и пока было велико количество энтузиастов в партии и за ее пределами, было немало людей, солидарных с властью, которых такое положение вещей устраивало — бывшие крестьяне и их дети уезжали в города, выучивались на инженеров или врачей, получали квартиры. В годы ВОВ интересы бюрократического слоя и народа так вообще совпали по естественным причинам почти полностью. Но «пуля со смещенным центром тяжести», этакий дефект в основании строительства «социализма сверху» все больше давал о себе знать.
Постепенно идейные вымывались из управленческого строя (в сталинский период так вообще уничтожались физически), уступая место карьеристам, некогда рабочая партия все больше превращалась в антирабочую (несмотря на все искусственные усилия хотя бы для вида увеличить долю людей «от станка», их число только падало), и экономика, и общество все усложнялись, система становилась неуправляемой в ручном режиме, слой профессиональных управленцев все больше отделялся от трудящихся, так что количество людей, которые считали эту власть своей и отвечающей их интересам, таяло на глазах, не совпадая уже ни с какой частью социума и замкнувшись на себе. Оставалось только окончательно легализовать эту иерархию, укрепить, отрезать большую часть населения от благ и ресурсов, то есть произвести окончательную контрреволюцию и реставрировать капитализм. Причем ровно то же самое произошло не только в СССР и, по видимому, это вовсе не случайность.
Итак, из этого вопроса о роли бюрократии вытекают все остальные, относящиеся к предотвращению таких ошибок в будущем, построении социализма и преодоления отчуждения, то есть, реальной власти народа посредством прямой демократии, общественной (а не государственной) собственности на средства производства, немедленного отмирания государства, равной оплаты за труд, вместо оплаты по способностям (субъективно оцениваемым и зависящим от места в иерархии), сведении заработной платы любых должностных лиц государства к уровню заработной платы рабочего (одна из главных мер Парижской Коммуны, обоснованная Лениным в «Государстве и революции»), преодолении социального расслоения.
Увы, но все эти простые и описанные Марксом-Лениным решения не удовлетворяют многих «наследников красной идеи» и «борцов с ревизионизмом» (да вы же и есть ревизионисты ребята, вы и именно вы!). Историю Советского Союза они воспринимают, как святыню, на которую можно только молиться, а не пытаться осмыслить и сделать выводы. А проблемы в будущем предлагают решать либо путем воспитания выращивания более послушного поколения пролов (простите за это слово, но оно хорошо передает отношение таких людей к народонаселения) под бдительным оком «партии, нашего рулевого», любо бюрократия по их мнению должна отмереть сама вместе с государством и товарно-денежными отношениями по мере роста производительных сил и научно-технического прогресса (это напоминает фантазии идеалистов-утопистов о том, что 3D-принтер убьет капитализм). Совсем уж простые предлагают техничные ежовские решения а-ля «чтобы жили все хорошие, надо перестрелять всех плохих людей (Хрущева, Горбачева, каких-то «теневиков»)». И все это без малейших подозрений о том, что подобные идеи уже неоднократно пытались проводить, да при таком многолетнем отрицательном наборе в партию уже не было кому.
Ayna Spirit для ЛевСД
Фото предоставлено автором.
